Неточные совпадения
И
жалость в ее женской душе произвела совсем
не то чувство ужаса и гадливости, которое она произвела в ее муже, а потребность действовать,
узнать все подробности его состояния и помочь им.
— Да, я его
знаю. Я
не могла без
жалости смотреть на него. Мы его обе
знаем. Он добр, но он горд, а теперь так унижен. Главное, что меня тронуло… — (и тут Анна угадала главное, что могло тронуть Долли) — его мучают две вещи: то, что ему стыдно детей, и то, что он, любя тебя… да, да, любя больше всего на свете, — поспешно перебила она хотевшую возражать Долли, — сделал тебе больно, убил тебя. «Нет, нет, она
не простит», всё говорит он.
Вронский
не слушал его. Он быстрыми шагами пошел вниз: он чувствовал, что ему надо что-то сделать, но
не знал что. Досада на нее за то, что она ставила себя и его в такое фальшивое положение, вместе с
жалостью к ней за ее страдания, волновали его. Он сошел вниз в партер и направился прямо к бенуару Анны. У бенуара стоял Стремов и разговаривал с нею...
Нельзя, однако же, сказать, чтобы природа героя нашего была так сурова и черства и чувства его были до того притуплены, чтобы он
не знал ни
жалости, ни сострадания; он чувствовал и то и другое, он бы даже хотел помочь, но только, чтобы
не заключалось это в значительной сумме, чтобы
не трогать уже тех денег, которых положено было
не трогать; словом, отцовское наставление: береги и копи копейку — пошло впрок.
Я плачу… если вашей Тани
Вы
не забыли до сих пор,
То
знайте: колкость вашей брани,
Холодный, строгий разговор,
Когда б в моей лишь было власти,
Я предпочла б обидной страсти
И этим письмам и слезам.
К моим младенческим мечтам
Тогда имели вы хоть
жалость,
Хоть уважение к летам…
А нынче! — что к моим ногам
Вас привело? какая малость!
Как с вашим сердцем и умом
Быть чувства мелкого рабом?
Его волновала
жалость к этим людям, которые
не знают или забыли, что есть тысячеглавые толпы, что они ходят по улицам Москвы и смотрят на все в ней глазами чужих. Приняв рюмку из руки Алины, он ей сказал...
— И был момент, когда во мне что-то умерло, погибло. Какие-то надежды. Я —
не знаю. Потом — презрение к себе.
Не жалость. Нет, презрение. От этого я плакала, помнишь?
— А вы-то с барином голь проклятая, жиды, хуже немца! — говорил он. — Дедушка-то, я
знаю, кто у вас был: приказчик с толкучего. Вчера гости-то вышли от вас вечером, так я подумал,
не мошенники ли какие забрались в дом:
жалость смотреть! Мать тоже на толкучем торговала крадеными да изношенными платьями.
Не знали, бедные, куда деться, как сжаться, краснели, пыхтели и потели, пока Татьяна Марковна, частию из
жалости, частию оттого, что от них в комнате было и тесно, и душно, и «пахло севрюгой», как тихонько выразилась она Марфеньке,
не выпустила их в сад, где они, почувствовав себя на свободе, начали бегать и скакать, только прутья от кустов полетели в стороны, в ожидании, пока позовут завтракать.
— Вот видите, без моего «ума и сердца», сами договорились до правды, Иван Иванович! Мой «ум и сердце» говорили давно за вас, да
не судьба! Стало быть, вы из
жалости взяли бы ее теперь, а она вышла бы за вас — опять скажу — ради вашего… великодушия… Того ли вы хотите? Честно ли и правильно ли это и способны ли мы с ней на такой поступок? Вы
знаете нас…
Нехлюдов
не знал, в чем особенно была для смотрителя трудность, но нынче он видел в нем какое-то особенное, возбуждающее
жалость, унылое и безнадежное настроение.
В это время дверь одного из шалашей отворилась, и старушка в белом чепце, опрятно и чопорно одетая, показалась у порога. «Полно тебе, Степка, — сказала она сердито, — барин почивает, а ты
знай горланишь; нет у вас ни совести, ни
жалости». — «Виноват, Егоровна, — отвечал Степка, — ладно, больше
не буду, пусть он себе, наш батюшка, почивает да выздоравливает». Старушка ушла, а Степка стал расхаживать по валу.
—
Знаешь, что я тебе скажу! — вдруг одушевился Рогожин, и глаза его засверкали. — Как это ты мне так уступаешь,
не понимаю? Аль уж совсем ее разлюбил? Прежде ты все-таки был в тоске; я ведь видел. Так для чего же ты сломя-то голову сюда теперь прискакал? Из
жалости? (И лицо его искривилось в злую насмешку.) Хе-хе!
Сердце его замирает от
жалости и негодования, а он
не знает, что делать.
Я убеждал ее горячо и сам
не знаю, чем влекла она меня так к себе. В чувстве моем было еще что-то другое, кроме одной
жалости. Таинственность ли всей обстановки, впечатление ли, произведенное Смитом, фантастичность ли моего собственного настроения, —
не знаю, но что-то непреодолимо влекло меня к ней. Мои слова, казалось, ее тронули; она как-то странно поглядела на меня, но уж
не сурово, а мягко и долго; потом опять потупилась как бы в раздумье.
Когда же учение окончилось, они пошли с Веткиным в собрание и вдвоем с ним выпили очень много водки. Ромашов, почти потеряв сознание, целовался с Веткиным, плакал у него на плече громкими истеричными слезами, жалуясь на пустоту и тоску жизни, и на то, что его никто
не понимает, и на то, что его
не любит «одна женщина», а кто она — этого никто никогда
не узнает; Веткин же хлопал рюмку за рюмкой и только время от времени говорил с презрительной
жалостью...
— Я, — говорит, — давно это чуяла, что
не мила ему стала, да только совесть его хотела
узнать, думала: ничем ему
не досажу и догляжусь его
жалости, а он меня и пожалел…
Он
не знает ни честолюбия, ни
жалости, ни любви, ни привязанности.
— Впрочем, ничего мне это
не составит, если ему и стыдно за меня будет немножко, потому тут всегда больше
жалости, чем стыда, судя по человеку конечно. Ведь он
знает, что скорей мне их жалеть, а
не им меня.
Я
знал, что он живет с какой-то швейкой, и думал о ней с недоумением и
жалостью: как она
не брезгует обнимать эти длинные кости, целовать этот рот, из которого тяжко пахнет гнилью?
— А чтоб он
знал, какие у тебя вредные мысли; надо, чтоб он тебя учил; кому тебя поучить, кроме хозяина? Я
не со зла говорю ему, а по моей
жалости к тебе. Парнишка ты
не глупый, а в башке у тебя бес мутит. Украдь — я смолчу, к девкам ходи — тоже смолчу, и выпьешь —
не скажу! А про дерзости твои всегда передам хозяину, так и
знай…
Рюмин.
Не любви прошу —
жалости! Жизнь пугает меня настойчивостью своих требований, а я осторожно обхожу их и прячусь за ширмы разных теорий, — вы понимаете это, я
знаю… Я встретил вас, — и вдруг сердце мое вспыхнуло прекрасной, яркой надеждой, что… вы поможете мне исполнить мои обещания, вы дадите мне силу и желание работать… для блага жизни!
Послушайте — у нас обоих цель одна.
Его мы ненавидим оба;
Но вы его души
не знаете — мрачна
И глубока, как двери гроба;
Чему хоть раз отворится она,
То в ней погребено навеки. Подозренья
Ей стоят доказательств — ни прощенья,
Ни
жалости не знает он, —
Когда обижен — мщенье! мщенье,
Вот цель его тогда и вот его закон.
Да, эта смерть скора
не без причины.
Я
знал: вы с ним враги — и услужить вам рад.
Вы драться станете — я два шага назад,
И буду зрителем картины.
Василиса. Вася! Зачем — каторга? Ты —
не сам… через товарищей! Да если и сам — кто
узнает? Наталья — подумай! Деньги будут… уедешь куда-нибудь… меня навек освободишь… И что сестры около меня
не будет — это хорошо для нее. Видеть мне ее — трудно… злоблюсь я на нее за тебя и сдержаться
не могу… мучаю девку, бью ее… так — бью… что — сама плачу от
жалости к ней… А — бью. И — буду бить!
Так и
знай — который человек много жалуется на все, да охает, да стонет — грош ему цена,
не стоит он
жалости, и никакой пользы ты ему
не принесешь, ежели и поможешь…
Я попятился назад в переднюю, и тут он схватил свой зонтик и несколько раз ударил меня по голове и по плечам; в это время сестра отворила из гостиной дверь, чтобы
узнать, что за шум, но тотчас же с выражением ужаса и
жалости отвернулась,
не сказав в мою защиту ни одного слова.
В первой детской мальчики спали. Во второй детской няня зашевелилась, хотела проснуться, и я представил себе то, чтò она подумает,
узнав всё, и такая
жалость к себе охватила меня при этой мысли, что я
не мог удержаться от слез, и, чтобы
не разбудить детей, выбежал на цыпочках в коридор и к себе в кабинет, повалился на свой диван и зарыдал.
Страх есть дело невольное, и, без сомнения, эти несчастные чувствуют нередко то, что я, за грехи мои, однажды в жизни испытал над самим собою; и если ужасные страдания возбуждают в нас
не только
жалость, но даже некоторый род почтения к страдальцу, то
знайте, господа! что трусы народ препочтенный: никто в целом мире
не терпит такой муки и
не страдает, как они.
— О! что касается до этого, — отвечал Рославлев, — то французы должны пенять на самих себя: они заставили себя ненавидеть, а ненависть
не знает сострадания и
жалости. Испанцы доказали это.
Сосипатра. Ни то, ни другое. Из
жалости, чтоб ее
не мучить и
не беспокоить, ее ничему
не учили; у ней
не было ни учителей, ни гувернанток; она едва
знает грамоте. Время свое она проводит большею частью с няньками и самыми простыми горничными и переняла У них и тон, и манеры, и даже самые выражения.
Обладал он и еще одним редким свойством: как есть люди, которые никогда
не знали головной боли, так он
не знал, что такое страх. И когда другие боялись, относился к этому без осуждения, но и без особенного сочувствия, как к довольно распространенной болезни, которою сам, однако, ни разу
не хворал. Товарищей своих, особенно Васю Каширина, он жалел; но это была холодная, почти официальная
жалость, которой
не чужды были, вероятно, и некоторые из судей.
Какими тайными путями пришел он от чувства гордой и безграничной свободы к этой нежной и страстной
жалости? Он
не знал и
не думал об этом. И жалел ли он их, своих милых товарищей, или что-то другое, еще более высокое и страстное таили в себе его слезы, —
не знало и этого его вдруг воскресшее, зазеленевшее сердце. Плакал и шептал...
При этом на лице ее выразилась такая глубокая, такая сокрушительная сердечная
жалость, что я
не знаю, мог ли бы кто-нибудь в то время глядеть на нее равнодушно.
Крутицкий. Ничего ты
не знала. Что ты могла
знать! Никто
не знал; жена — и та
не знала. Я возил деньги домой, каждый день возил; а сколько я взял, с кого я взял, никто
не знал. Я злодей был для просителей, у меня
жалости нет, я варвар был.
— Купи книжек… Себе купи, которые по вкусу там, и мне купи — хоть две. Мне — которые про мужиков. Вот вроде Пилы и Сысойки… И чтобы,
знаешь, с
жалостью было написано, а
не смеха ради… Есть иные — чепуха совсем! Панфилка и Филатка — даже с картинкой на первом месте — дурость. Пошехонцы, сказки разные.
Не люблю я это. Я
не знал, что есть этакие, вот как у тебя.
В груди что-то растет и душит, как будто сердце пухнет, наливаясь нестерпимой
жалостью к человеку, который
не знает, куда себя девать,
не находит себе дела на земле — может быть, от избытка сил, а
не только от лени и «рекрутского», рабьего озорства?
Филицата. Ее дело молодое, а все одна да одна, —
жалость меня взяла… Ну, думаешь: поговорят с парнем да и разойдутся. А кто ж их
знал? Видно, сердце-то
не камень.
Хотелось
знать, какова была та благословенная купеческая семья на Зуше, в которой (то есть в семье) выросла этакая круглая Домна Платоновна, у которой и молитва, и пост, и собственное целомудрие, которым она хвалилась, и
жалость к людям сходились вместе с сватовскою ложью, артистическою наклонностью к устройству коротеньких браков
не любви ради, а ради интереса, и т. п.
Уж Саша дома. К тетке входит он,
Небрежно у нее целует руку.
«Чем кончился вчерашний ваш бостон?
Я б
не решился на такую скуку,
Хотя бы мне давали миллион.
Как ваши зубы?.. А Фиделька где же?
Она являться стала что-то реже.
Ей надоел наш модный круг, — увы,
Какая
жалость!..
Знаете ли вы,
На этих днях мы ждем к себе комету,
Которая несет погибель свету?..
Евгения Николаевна(перебивая ее). Ах, пожалуйста, расспрашивайте и
узнавайте! Я
не рассержусь на это. Я вдова, а потому мне все позволительно. Я расспросила Мировича просто из
жалости к нему, потому что последний раз, как я его видела, он был совершенно какой-то потерянный и в отчаянии теперь от мысли, что
не рассердилась ли ты на него очень за его объяснение?
Шаблова. Да ведь Николай горд; засело в голову, что завоюю, мол, — ну и мучится. А может, ведь он и из
жалости; потому нельзя и
не пожалеть ее, бедную. Муж у нее такой же путаник был; мотали да долги делали, друг другу
не сказывали. А вот муж-то умер, и пришлось расплачиваться. Да кабы с умом, так еще можно жить; а то запутаться ей, сердечной, по уши. Говорят, стала векселя зря давать, подписывает сама
не знает что. А какое состояние-то было, кабы в руки. Да что вы в потемках-то?
Другая же половина такта —
жалость.
Не знаю почему, но, вопреки их страшности, священники мне всегда казались немножко — дети. Так же, как и дедушки. Как детям (или дедушке) рассказывать — гадости? Или страшности?
— Жалко! — вздохнул он после некоторого молчания. — И, боже, как жалко! Оно, конечно, божья воля,
не нами мир сотворен, а всё-таки, братушка, жалко. Ежели одно дерево высохнет или, скажем, одна корова падет, и то
жалость берет, а каково, добрый человек, глядеть, коли весь мир идет прахом? Сколько добра, господи Иисусе! И солнце, и небо, и леса, и реки, и твари — всё ведь это сотворено, приспособлено, друг к дружке прилажено. Всякое до дела доведено и свое место
знает. И всему этому пропадать надо!
Такое слово существовало и имело смысл, но он был до того чудовищен и горек, что Яков Иванович снова упал в кресло и беспомощно заплакал от
жалости к тому, кто никогда
не узнает, и от
жалости к себе, ко всем, так как то же страшное и бессмысленно-жестокое будет и с ним, и со всеми.
Николай Ростов стоит в церкви на молебне. «Он тотчас же
узнал княжну Марью
не столько по профилю ее, сколько по тому чувству осторожности, страха и
жалости, которое тотчас же охватило его».
Или, подумал Я, твое бессмертие, Мадонна, откликнулось на бессмертие Сатаны и из самой вечности протягивает ему эту кроткую руку? Ты, обожествленная,
не узнала ли друга в том, кто вочеловечился? Ты, восходящая ввысь,
не прониклась ли
жалостью к нисходящему? О Мадонна, положи руку на Мою темную голову, чтобы
узнал Я Тебя по твоему прикосновению!..
Саня обернулась к нему и дурачливо кивнула головой. Теркин рассмеялся и замолчал. Совсем еще неразумное чадо, барышня-институтка,
не знает жизни, ума непрыткого, натуры рыхловатой. И он ее выбрал в подруги на всю жизнь!.. И никакой в нем думы и тревоги и
жалости к своей холостой свободе.
— Я бы внес, — выговорил обидчиво Черносошный и поднял высоко голову, — но у меня таких денег нет… Вы это прекрасно
знаете, Василий Иваныч. Во всяком случае, товарищ ваш осрамлен. Простая
жалость должна бы, кажется… Тем более что вы при свидании обошлись с ним жестковато.
Не скрою… он мне жаловался. Следственно, ему обращаться к вам с просьбою — слишком чувствительно. Но всякий поймет… всякий, кто…
— Я ей простил… Да и как
не простить, коли вы за нее так сокрушаетесь? Вы!
Не меня она собралась со свету убрать, а вас! Ее ни прощение, ни
жалость не переделает… Настоящая-то ее натура дала себя
знать. Будь я воспитан в строгом благочестии, я бы скорее схиму на себя надел, даже и в мои годы, но вериг брачного сожительства с нею
не наложил бы на себя!
— Да что вы, голубчик, на моего мудреца так накинулись? — заговорил веселее Теркин. — Вы его совсем
не знаете. Быть может, из нас троих Антон Пантелеич никому
не уступит в
жалости к мужику и в желании ему всякого благополучия.